Неугасимый свет - Страница 29

К концу базарного похода кошёлка разбухала и становилась, как говорится, поперёк себя шире. Она наливалась тяжестью, оттягивала руки. Я взгромождал её на плечо и правой рукой перехватывал через голову за ручки.

— Не тяжело? — спрашивала мама.

— Что ты, мама, ни капельки! — отвечал я из-под кошёлки, кряхтя и обливаясь потом.

Зато как приятно было прийти домой с кошёлкой, набитой всякой всячиной. Приятно было видеть, как Тимка с Лилькой накидываются на неё, принимаются хрустеть тугой морковкой или пупырчатым огурцом, спрашивая с набитым ртом:

— А где яблоки? А почему слив не купили? Но это всё было раньше, до войны. Теперь всё изменилось. На прилавках было пусто. Торговля шла из-под полы. Многие не покупали, а меняли: соль на масло, сахар на сало… Деньги тогда стоили очень дёшево. Мама говорила: — Сколько же мы сможем взять за нашу банку? Эх, забыли спросить у тёти Муси! Будем считать, как сахар. Фунт сахару на рынке пятьдесят миллионов. Значит, десять фунтов — пятьсот миллионов.

— Только не забудь, мама, что ей надо вернуть эту… как её… себестоимость…

— Да-да!

Мама вздохнула. Мы приближались к базару. У ворот и в подворотнях прохаживались какие-то подозрительные типы. Один из них, с поднятым воротником, подошёл к нам, пошмыгал носом:

— Шо маете продать?

Вслед за ним подошёл другой, такой же страшный:

— Шо у вас?

Кто знает, что у них на уме. Мама ответила:

— Нема ничого.

Мы подошли к самому рынку. Между прилавками толкался народ. Босая девчонка в рваном платье, покачиваясь, монотонно спрашивала:

— Кому спичков? Кому спичков?

Старик с седыми усами шёпотом повторял:

— Маю цукру. Маю цукру…

Парень в шинели с пустым рукавом держал в единственной руке синие галифе и весело кричал:

— Меняю штаны на ржаные блины!.. А вот кому… штаны на блины!

Далеко было слышно: — Штаны… Блины…

В толпе иногда показывались строгие милиционеры с наганами на боку. Мы с опаской поглядывали на них. А вдруг они нас поймают и скажут, что мы спекулянты. И верно, ведь мы занимались нехорошим делом. Мы продавали ландрин, сваренный из заведомо краденого сахара. Может быть, этот сахар украден у красноармейцев, которые сейчас па фронте воюют с Врангелем.

На душе было нехорошо. Мы никогда ничем не торговали, вот в чём дело… Мы боялись вытащить нашу проклятую банку. Когда я говорил:

— Ну, мама, давай сейчас…

Она оглядывалась:

— О нет, здесь что-то слишком много народу.

Когда она предлагала:

— Ну, Яша, может быть, здесь?

Я не решался:

— Потом, подальше… Вон там…

Наконец мама набралась храбрости и обратилась к одной старухе:

— Бабушка, вам ландрину не надо?

— Чого? — переспросила старуха.

— Ландрину… Ну, монпансье, понимаете? — сказала мама.

— Чого? Чого? — заинтересовалась старуха. Мама стала было объяснять ей, что такое монпансье, но толпа их разъединила.

— Нет, Яша, я не могу, попробуй ты, — призналась мама.

Я взял кошёлку и хотел было вытащить банку, как вдруг увидел неподалёку товарищей из Гохупромаса. Я бросился в сторону:

— Мама, пойдём отсюда, там знакомые…

Мы спрятались в толпе. Потом я сказал:

— Знаешь, мама, давай лучше, может, завтра, а? С утра, может, меньше народу будет, а?

Ох, как она обрадовалась:

— Правда, сынок, давай завтра. Нечего спешить… не испортится.

Мы подхватили нашу кошёлку и, протискиваясь сквозь толпу спекулянтов и мешочников, поспешили домой, к детям, к родному Чеботарскому въезду.

ДЕТИ

И вот мы пришли домой. Дети ещё спали, да и куда им было спешить. Что, их ждал роскошный завтрак, что ли? Банку мы решили им вовсе не показывать и спрятали под мою кровать. Потом мама разожгла примус и поставила варить картошку в мундире. От шума примуса, что ли, проснулся Тимка. Он стал тереть кулаками глаза и спрашивать:

— Что купили?

Возможно, что он спросонок подумал, что вернулись старые времена, когда мы приносили с базара полную корзину.

Вслед за ним проснулась и Лилька. У неё было удивительное свойство: как он проснётся, так и она сразу вскакивает. Она тоже спросила:

— Что купили?

— Ничего, — ответила мама. — Ну что вскочили? Спите!

— Как — ничего? Не может быть ничего! — сказал Тимка. — Вы же пошли за товаром, Я знаю…

И Лилька, в одной рубашке, стала за ним повторять как попугай:

— Не может быть ничего!

— Лилька, давай искать! — вдруг скомандовал Тимка.

— Это что ещё за глупости! — рассердилась мама.

Но Тимка не слушал её. Он вообще был непокорным человеком. С ним нелегко было ладить.

— Лилька, ищи!

И вот они с Лилькой стали обыскивать комнату. Стыдно признаться, но дело было именно так. Они заглянули в кухонный шкафчик, в корзину, под стол, под все стулья. Мама сердилась:

— Перестаньте сейчас же!..

Вдруг Лилька поползла под мою кровать. Я стал её оттаскивать. Но уже было поздно. Она завопила:

— Тимка, сюда скорей, я вижу!

Тимка ринулся под мою кровать и с торжеством выкатил на свет божий банку с наклейкой «Кондитерское заведение «Сладость».

— Ага, что я сказал! Ага, что я сказал! — повторял он, сидя на полу и любовно сжимая банку в своих объятиях.

Лилька уселась рядом с ним и, крича: «Дай потрогать, дай потрогать!» — тянулась к банке голыми руками.

Они сейчас были похожи на двух медвежат.

Мама невольно засмеялась.

— Отдайте, глупые! — сказала она.

— Мама, нам только посмотреть, что там! Посмотрим — и всё! — стал просить Тимка.